Горячие небеса Константиновки 41/43 (Полная версия)
Очередной годовщине освобождения Константиновки - 6 сентября 1943 года - посвящается
В течении 1941-1943 годов над Константиновкой, что в северной части нынешней Донецкой области, раздавался мощный гул авиационных двигателей, треск пулемётных очередей и разрывы снарядов. Боевые взлёты с аэродрома, дуэли истребителей, удары штурмовиков и бомбардировщиков, зенитная оборона, и даже авиационный таран - в такие моменты в небесах, в прямом и переносном смысле, становилось жарко. Об этих событиях противостояния в воздухе и пойдёт речь в представленном исследовании.
«Честь вам и слава, лётчики, воюющие в небе Украины! Вы наша радость, гордость» П.Г. Тычина
ВОЕННЫЙ АЭРОДРОМ 41-ГО
"Война не чёрная, она не белая, она всякая" Г. Литвин
В наше время мало что напоминает о существовании в городе аэродрома. Сейчас это территория между улицей имени знаменитого лётчика 30-х годов Леваневского и бульваром Космонавтов, занятая многоэтажными домами спальных кварталов. В их атмосфере обыденной жизни трудно представить, что когда-то здесь взлетали и садились боевые машины, а в небе и на земле порой разворачивались бескомпромиссные схватки.
Аэродром здесь начал функционировать задолго до начала войны. В его комплекс входили взлётно-посадочная полоса, ангары, бензохранилище, самолётные и моторные мастерские, гараж, учебный корпус и столовая. Всё это предназначалось для аэроклуба, находящегося в ведении общества содействия обороне авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ). Начиная с 1934 года молодые курсанты проходила здесь обучение авиационным специальностям. За время своей работы аэроклуб выпустил сотни пилотов, планеристов, мотористов, парашютистов. Лётный парк насчитывал 26 бипланов У-2 и 10 планеров разного типа.
В то же время на аэродроме поднимались и садились не только учебные, но и военные самолёты. Есть даннные, что до начала войны в Донбассе на аэродроме города Константиновка базировалась 25-я отдельная разведывательная авиационная эскадрилья (ораэ). На сегодня подробностей об этом разыскать не удалось. Произойти это могло не ранее 1937-1938 г., так как именно с этого времени в серийное производство были запущены самолёты Р-10, которыми была укомплектована эскадрилья. Отмечалось, что 25-я ораэ представляла собой довольно слаженную авиационную часть, а её летчики и штурманы обладали высокой общей и лётной культурой. С конца июня и до середины июля 1941 года эскадрилья участвовала в боях на Западном фронте, откуда её из-за больших потерь в технике вывели в тыл.
Р-10
Справка: многоцелевой разведчик Р-10 (лёгкий бомбардировщик и штурмовик). Экипаж: 2 человека. Вооружение: 3 пулемёта, 200-400 кг бомб. Вращающаяся турель для обстрела задней полусферы. И-16 - первый советский серийный истребитель по схеме свободного моноплана. Выпускался в 30-е в различных модификациях. 1 пилот. Пулемётное или пушечное вооружение. Применялся в "горячих точках" 30-х годов: Испании, Дальнем Востоке и др. Местный аэродром был востребован военной авиацией. В июле сюда был переброшен 446-й истребительный авиационный полк (иап). С этого времени и до конца октября с аэродрома подымались в небо легендарные И-16.
По состоянию на 30 сентября в составе дислоцировавшегося в Константиновке 446-го иап состоял 171 военнослужащий, из которых: 26 комсостава, 5 политсостава, 133 млад. начсостава, 7 рядового. Командир полка майор Судариков, заместитель - Явтушенко, комиссар - Королев.
В составе 446 иап в 41-м воевал на И-16 молодой лётчик - сержант В. Фадеев, ставший выдающимся асом, Героем Советского Союза. «Он мог бы стать и трижды Героем», - так отзывался о нём друг Александр Покрышкин.
И-16
Фадеев В. (позывной «Борода»). 1942 г.
Справка: Фадеев В.И. (1917 г.р., Ульяновская обл.) гвардии капитан, командир эскадрильи. 17 сбитых в личном бою самолётов. Летал на самолётах И-16, Як-1 и «Аэрокобра». Погиб 5 мая 1943 г. в воздушном бою в возрасте 25 лет. Ордена: Ленина, Красного Знамени (дважды).
Покрышкин А.И. (1913 гр., Новосибирск) лётчик-ас, второй по результативности (после И. Кожедуба) пилот-истребитель среди лётчиков стран антигитлеровской коалиции, трижды Герой Советского Союза. Маршал авиации (1972).
В биографии пилота Вадима Фадеева описываются некоторые эпизоды службы летом 41-го. Так, из Константиновки 4 августа он пишет домой: «Сволочи - фашистские летчики. Когда отбомбят, то, если нет наших истребителей, снижаются и с бреющего расстреливают мирное население. Недавно их истребители, налетев на одно село, с пятидесяти метров стали обстреливать купающихся в реке детей [...] Я сам истребитель, но никогда не стану расстреливать немецких детишек, хотя не дрогнет моя рука уничтожить в бою любое количество фашистов». Знаменитый лётчик-ас Александр Покрышкин вспоминал, что о Фадееве заговорили вскоре после прибытия его на фронт 10 августа: «Две девятки И-16 успешно штурмуют автоколонну. Вадим шесть раз пикирует, поджигая машины. Затем, на прощание, вертикально уходит вверх, торжествующе показывая разбитому врагу безукоризненный иммельман (фигура сложного пилотажа. -Авт.)».
В это же время в полку служил оружейником Григорий Литвин. Он так характеризовал Фадеева. Интеллигентный, образованный. Много знал, много читал, хорошо умел рассказать. Воин, солдат. Лидер, безусловно прирождённый лидер. И при этом сорвиголова, отчаянный. Любил шутить. «Тогда над его шутками просто смеялись, а сейчас, вспоминая, я вижу, что за шутливой была лишь форма, а говорил он вещи вполне серьёзные». «Трудно представить себе человека, в котором уживались такие разные качества, но Вадим был именно таким».
Много о Фадееве в воспоминаниях А. Покрышкина (стали друзьями после знакомства в 1942-м году) и других пилотов, представленных в отдельной главе книги «Покрышкин» («Вадим Фадеев - волжский бунтарь»). К выше сказанной характеристики лишь добавим, что он любил оперу, стихи Маяковского, Есенина, часто пел и декламировал, В боях много раз рисковал. Относительно его внешнего вида, Александр Иванович описывал его так. «Наверно, нигде и никогда такого летчика-истребителя больше не было: почти двухметрового роста и весом около ста килограммов, но при этом стройного, спортивного сложения. На вопрос, как же он помещается в самолете, Вадим, смеясь, сравнивал себя со складным деревянным метром: «Правда, во время боя иногда приходится искать дополнительную точку опоры, упираясь головой в потолок кабины». Его и направляли поначалу в бомбардировщики, где у штурвала есть место для великана, но Фадеев добился права быть истребителем. Он обладал острой реакцией, способностью совершить маневр с недоступной другим перегрузкой. По своему складу Вадим был истребителем — одиноким стремительным воином». Во внешности он выделялся и необычной для лётчика бородой. Сам он, когда спрашивали, аргументировал это так - дал себе зарок не бриться, пока не разгромим врага или же «На страх врагам!». Фадеев себя не щадил, летал с открытым фонарем кабины в любой мороз и поэтому на лице его были и следы многократных обморожений.
Справка: Литвин Г.А. (1922-1999) участник войны с 1941 по 1944 гг.: оружейником, затем - воздушным стрелком в составе 43-го Гвардейского штурмового авиационного полка. 57 боевых вылетов на Ил-2, сбил 4 немецких истребителя. Два ордена Боевой Славы, представлялся к третьему. Опубликовал 4 книги о авиации.
Георгий Литвин (справа), Тамерлан Ишмухамедов. 1943 г.
В представленном здесь отрывке мемуаров «Выход из мёртвого пространства» Григорий Афанасьевич Литвин вспоминает пилотов их полка, в том числе и Фадеева, детально описывает события августа-октября 41-го на местном аэродроме.
«Под Купянском наш полк разделили (прибыл с Дальнего Востока. -Авт.) на два: полк 40-И и полк 40-А, который вскоре стал именоваться 446-м истребительным. [...]
Из Купянска мы (446-й. -Авт.) перелетели в Константиновку. Аэродром там был довольно большой. Быстро оборудовали казарму, столовую, авиаремонтные мастерские, словом, все, что нужно для работы боевой авиационной части. Аэродром находился на возвышенности, а в долине - Константиновка, один из городов Донбасса, получивший в годы первых пятилеток среди прочих название "всесоюзной кочегарки". Изменилась тональность газетных сообщений: уже не скрывается, что враг рвется к жизненным центрам страны, к Донбассу, в частности. [...]
А из нее (Константиновки) уже начинали эвакуировать предприятия. На восток пешком идут люди, гонят скот. Но многие уезжать не хотят, не верят, что Красная Армия допустит врага сюда. […]
Исключительно тяжелая обстановка сложилась на Южном фронте: две армии оказались в окружении, фронт прорван. [...]
Нам зачитали приказ о том, что с этого числа (11 августа. -Авт.) мы находимся в действующей армии. Задача полку: прикрывать от самолетов противника промышленную зону - Константиновку, Краматорск, Артемовск. И-16 использовались и для штурмовки войск противника.
Первые воздушные бои, первые встречи с "мессершмиттами"... Скорость нашего И-16 была меньше 500 км в час, а у "мессершмиттов" - до 570. Ох и дорого обошлась нам эта разница в 70 км! Нельзя сказать, что наши летчики летали хуже немецких: они совершали головокружительные фигуры высшего пилотажа, шли в лобовые атаки, хорошо взаимодействовали, но бой приходилось вести главным образом на виражах, в горизонтальной плоскости. И все это из-за отставания в скорости. Естественно, что сбивать "мессершмитты" нам удавалось не часто. А у нас уже первые потери: в воздушном бою погиб летчик Миша Найденов - сбит "мессершмиттом", на следующий день не стало младшего лейтенанта Горшунова - попал под зенитный огонь.
Территория бывшего аэроклуба. Предполагаемое место базирования истребительного полка Аэрофотосъёмка люфтваффе. Август 1941 г.
В полку нашем, у тех, кого я знал, никакого чувства обреченности не было. Больше того, все как-то подобрались: ни на какого доброго дядюшку, который возьмет за ручку и всему научит, рассчитывать не приходится, значит - надо учиться всему самим. И учиться быстро, иначе собственную жизнь потеряешь еще быстрее.
Особенно настырными в этой учебе были молодые летчики - сержанты Фадеев, Копылов, Архипов. Фадеев, тот прямо по пятам ходил за каждым летчиком, вернувшимся с боевого вылета, все выспрашивал о поведении "мессеров" в бою, об их сильных и слабых сторонах, о тактических приемах немецких летчиков. "Нет-нет, - перебивал он часто рассказывающих, - ты не только говори, ты покажи! Вот так он обычно заходит или так?" И тогда переходили на язык жестов, когда ладони выполняли роль самолетов. Очень наглядно и убедительно получалось.
Но главная учеба была в небе. Расскажу об одном случае, о том, как Петя Откидач сбил свой первый самолет.
В тот раз Ю-88 появился, когда над Константиновкой барражировали истребители Пети Откидача и Саши Волкова. Появился он со стороны солнца, и обнаружить его было не так-то легко, но дала залп зенитная батарея, и по разрывам снарядов наши летчики определили, где вражеский разведчик. Конечно, это была скорее случайность, всерьез взаимодействовать с зенитчиками мы научились позже, но и случайность - не последняя вещь на войне.
Волков вскоре вернулся на аэродром: мотор на его самолете оказался слабее, за Откидачем он не мог угнаться и скоро потерял его из виду. А Откидач вместе с "юнкерсом" как в воду канул. Только к концу дня нам сообщили, что он жив-здоров, сел на вынужденную на колхозном поле. На следующий день на это место вылетели на У-2 Михаил Кондик и техник Петр Самохин. Вскоре Кондик доставил на аэродром Откидача, а Самохин остался, чтобы эвакуировать самолет. Конечно, вокруг Петра - сразу целая толпа: рассказывай, мол. Откидач не заставил себя упрашивать.
Машину свою Петр очень берег, полный газ давал только в самых редких случаях. Появление "юнкерса" было именно таким случаем, и Откидач на форсаже ринулся к нему снизу. И надо же, разведчик оказался тем самым "меченым", за которым часто гонялись летчики нашего полка. Прозвали его так, потому что плоскости у него были постоянно закопченные, грязные. Но дела его были еще грязнее. Рассказывали, что именно с этого самолета был сброшен над окопами, которые копали наши женщины, труп советского солдата, упакованный в мешок. Потом фашистский летчик снизился и стал расстреливать женщин из пулемета. Вот какой противник достался Откидачу.
Подобрался Петр к фашисту метров на пятьсот и дал очередь. Это была ошибка. До сих пор немецкий летчик его не видел, а теперь Откидач обнаружил себя. "Юнкерс" тоже дал форсаж и полез на высоту. Петр - за ним, пристреливаясь короткими очередями. На шести тысячах замолк стрелок на "юнкерсе", задымил и один из его моторов. Немец перевел машину в планирование и пошел к земле с разворотом в сторону линии фронта. Откидач жмет на гашетки, а огня нет. Оказывается, все расстрелял... Тут Петр замолчал, словно задумался.
Молчали и мы. Наконец кто-то не выдержал: - Ну и что же ты?... - Думал на таран идти, но ведь на такой высоте - это верная смерть. Да и бензин был уже на нуле. Решил садиться на скошенное поле, да зацепился за брошенную борону, поломал подкос и стабилизатор. Только когда вылез, увидел, сколько пробоин мне фашистский стрелок насажал. Тут ребята из села набежали. Оказывается, они наш бой видели, видели и самое главное для меня - как "юнкерс" все-таки в землю ковырнулся. Оставил я их мой самолет охранять, а сам - в село, на аэродром звонить. Вот...
Наверное, будь этот бой учебным, не миновать Откидачу большого разноса. А как же: раньше времени себя обнаружил, все патроны расстрелял, за бензиномером не следил да еще чуть самолет не угробил.
Однако при разборе командир полка только заметил, да и то мимоходом: - Экономить боеприпасы нужно, стрелять короткими очередями, да и подходить к противнику как можно ближе.
Понимал командир, что слова эти для проформы, потому что все это Откидач и так уже теперь знает, да как знает - на всю жизнь! Собственный опыт - самый лучший учитель, но и самый строгий тоже. Смелости у наших летчиков было хоть отбавляй, а вот хладнокровия, выдержки часто недоставало. Помню, как примерно в это же время гонялся над аэродромом за бомбардировщиком "Хейнкель-111" сержант Абдуллаев.
Его И-16 быстро, точно пристроился в хвост фашисту. Расстояние между ними двести метров... сто... Даже мы на земле кричим: "Стреляй, стреляй!", как будто Абдуллаев может нас услышать. Нет, его самолет пролетает мимо фашиста и снова заходит для атаки. И так - несколько раз. Наконец "хейнкель" ушел в облака, а Абдуллаев произвел посадку. Сбежались к нему все, кто был на стоянке. Подошел и командир полка майор Судариков.
Абдуллаев весь бледный, не докладывает - кричит: - Пулеметы отказали! Я таран ему делал! - Так почему же не сделал, почему хвост ему не отрубил? - Я подхожу к нему, иду на таран и глаза закрываю: страшно было. Нет удара! Понимаю, что промахнулся, снова захожу, глаза закрываю - то же самое! А потом фашист ушел...
Тут к командиру приблизился инженер по вооружению Коваленко, доложил: - Оружие в полном порядке. Просто сержант Абдуллаев не снял с пулемета предохранитель.
Абдуллаев даже за голову схватился: - Ай, ишак я несчастный! Как мог забыть?! Позор!
Командир, как и в случае с Откидачем, был немногословен: - Лучше изучайте оружие, контролируйте свои действия. Прежде всего нужно метко стрелять, а на таран идти с умом и не на такой высоте.
Зато уж вечером наши остряки отвели душу. Особенно старался Вадим Фадеев. Под общий хохот он демонстрировал, как Абдуллаев, закрыв глаза, одной рукой дает полный газ, а другой поддерживает брюки. Абдуллаев смеялся вместе со всеми. А что ему еще оставалось?
Аэродром на немецкой карте. 1941 г.
Зачем я рассказал об этих случаях? Уж, разумеется, не для того, чтобы продемонстрировать, какая хорошая у меня память: мол, все помню, до мелких деталей. Нет, рассказал я все это совсем для другого. Не хочу, чтобы сегодняшняя молодежь впала в крайность и посчитала нас всех, тогдашних солдат, этакой толпой, в панике отступающей или попадающей в плен. Ничего подобного. Война - это работа, очень трудная работа, требующая от ее участников знаний массы тонкостей и хитростей. И мы этому ремеслу учились. Трудно учились, с ошибками, порой - трагическими. Но - подчеркиваю - сами учились, никто нас к этому не призывал. Мы тогда не думали, ошибся Сталин, не ошибся, не до Сталина нам было. Воевать - нам, и погибать, если плохо воевать будем, тоже нам. Так что же нам, сталинских приказов ждать? Мы тоже сами с усами, а не только Сталин.
Сталин не мог ни проиграть войну, ни выиграть. Это мы, солдаты, могли и выиграть, и проиграть. И если не каждый из нас это отчетливо понимал, то уж чувствовал почти каждый. Так что, когда летчик шел в атаку, не кричал он "За Сталина!", вот "В бога, душу, мать!" - это мог. И у кого язык повернется осудить его за это?
Не винтиками мы себя чувствовали во время войны, наоборот, осознавали себя как личность. И делали все, что от нас зависело, но зависело от нас далеко не все.
Вот пример. Наши летчики внимательно изучали плакаты, на которых были изображены силуэты немецких самолетов различных типов. А вот плакатов с нашими новыми самолетами вовсе не было. Хотя мы знали, что такие самолеты, не уступающие немецким, наша промышленность выпускает. Мало, но выпускает. А как они выглядят, мы понятия не имели. И вот к чему это привело
Однажды Орешенко и Откидач возвращались с боевого задания. Недалеко от Константиновки заметили двухкилевой самолет, как им показалось, Ме-110, атаковали его. Откидач открыл огонь, стрелок атакуемого самолета дал ответную очередь. Затем двухкилевой резко пошел в пике и сел на поле. Хотели еще раз стрельнуть уже по лежачему, но потом решили: раз самолет сбили в глубине нашей обороны, никуда немецкие летчики не уйдут. Когда вернулись на аэродром, спешно снарядили машину и отправились к месту, где приземлился подбитый самолет. И первое, что увидели, когда подъехали к нему, это красную звезду на фюзеляже.
Вокруг самолета была выставлена охрана. Один из солдат обратился к приехавшим: - Вот, смотрите, что делают, а? Чтоб немцев сбивать - их нет, а на свой собственный, говорят, даже вдвоем набросились. Одного летчика наповал, а двоих в госпиталь повезли. Слушайте, а может, это немцы летают на наших самолетах?
Что и говорить, горьким было возвращение на аэродром. Откидач ходил как в воду опущенный. Хотя все понимали, что его прямой вины нет, но разве от этого легче? Но оказалось, что в особом отделе и военной прокуратуре думают иначе. Их представители прибыли на аэродром и, как мне потом рассказывал Откидач, всерьез взялись за него. С большим недоверием выслушали его объяснение, что он даже не слышал, что у нас есть бомбардировщик "Пе-2", напоминающий по внешнему виду Ме-110. Покачали головами, когда Откидач сказал, что таких самолетов на Дальнем Востоке не было, а полк прибыл именно оттуда.
- Но красные звезды вы не могли же не видеть?
- Не видел. Их можно увидеть только тогда, когда к самолету подойдешь вплотную, да еще сбоку. А мы же не на параде! Я решил, что от нас уходит Ме-110 и открыл огонь. Их стрелок ответил. Ракету "я свой" не давал, радиосвязи у нас нет. Горько, больно, что погубил товарищей, но и меня поймите!
- Стрелок отвечал огнем, потому что защищался. Экипаж выполнял особое задание штаба фронта! Понимаете, что вы натворили?
Все-таки разобрались, сурово предупредили Откидача, этим и ограничились». В конце октября 446-й истребительный полк передислоцировался. «Пришлось отступать. Аэродромы меняли один за одним: летчики улетали на самолетах, а мы добирались на грузовиках, стартерах, а то и на подножке бензовоза. А вслед нам смотрели старики, женщины, дети. Молча смотрели, внимательно, приставив ладошки козырьком к глазам.
Аэродром в Константиновке мы оставляли, когда уже ухали дальнобойные орудия немцев. Самолетов было мало, летчиков-"безлошадников" много. Просто перелететь с аэродрома на аэродром - слишком большая роскошь, которой мы позволить себе не могли. Поэтому подвешивали к самолетам бомбы, эрэсы (реактивные снаряды. -Авт.), заряжали пушки и пулеметы. Полк вылетал на штурмовку в район Долгополья, а садился уже в Голубовке, куда мы, техники и оружейники, добирались уже кто как мог».
Как же сложилась судьба учебных бипланов константиновского аэроклуба? Дальнейшие следы машин теряются. На сегодня можно выдвинуть две версии. Согласно первой, их могли включить в состав 446-го полка. Основное применение По-2 (так стал называться самолёт) в военной авиации - разведка, связь и особенно широко использовался для так называемых «беспокоящих налётов» по ночам на прифронтовые расположения войск противника.
Григорий Литвин вспоминает, что в Гречишино Ворошиловградской области (сейчас Луганская) их полк в мае 42-го был переформирован в смешанный, так как были приданы звено Су-2 (в мае) и эскадрильи У-2. Последними командовал майор Морозов. «По ночам начиналась работа «лёгких бомбардировщиков» - учебных самолётов У-2, которых солдаты прозвали «кукурузниками». Оружейники подвешивали на них две стокилограммовые бомбы. Лётчики успевали сделать несколько вылетов за короткую летнюю ночь: линия фронта была почти рядом. Удивительно, но все эти практически беззащитные самолёты возвращались целыми и невредимыми. Правда, и летали на них не обычные лётчики, а инструкторы лётных школ и аэроклубов. Как правило, У-2 подкрадывались к цели с приглушённым мотором и некоторое время парил в воздухе».
Согласно второй версии, учебные машины в числе других из области могли перегнать в тыл. В частности, в соседний Артёмовск откуда-то прилетало большое количество У-2, отбывших в Оренбургскую область.
Жизнь военного аэродрома в суровом военном 41-м году является героической страницей истории. Персонал аэродрома, лётчики-истребители с честью и мужеством исполняли свой долг.
Курсанты константиновского аэроклуба обучаются на У-2. 1934 г.
ПРОТИВОВОЗДУШНАЯ ОБОРОНА
«Воздушный налёт. Пилоты-«тузы»...» из песни «Зенитки, казалось, не замолкали ни на минуту» Литвин Г.
В связи с прорывом немецких войск на Левобережную Украину создалась непосредственная угроза городам Донбасса со стороны люфтваффе. На противовоздушную защиту Константиновки от налётов «чёрных крестов» встал зенитный дивизион и длинные стволы его 85-мм орудий уткнулись в осеннее небо.
Первые полёты вражеской авиации в Донецкий бассейн начались в июле и постепенно учащались, при чём были они, в основном, разведывательные. Проводились одиночными и парами Ю-88. Такие разведчики часто появлялись на большой высоте над Константиновкой.
Местное население обосновано опасалось возможных налётов. Сохранились эмоциональные воспоминания маленькой девочки из небольшого соседнего посёлка Алексеево-Дружковка (5-7 км) Константиновского района, в них она вспоминает озабоченность взрослых, которая передалась и ей, их разговоры о немецких самолётах и бомбах, предупреждения детям как вести себя в случаях налёта, в частности, «когда подлетает самолет и начинает сбрасывать бомбы, нужно бежать в противоположную сторону».
«Но я не видела ни одного самолета. Я пыталась представить себе огромную птицу, машущую крыльями и издающую пронзительный визг. Бомб я также не видела. Бомбы, должно быть, страшная вещь, так как взрослые говорили, что они убивают людей и взрывают дома. Я представляла, как гигантские птицы выплевывают из клювов огненные шары, разрушающие все вокруг. Это звучало ужасно и отражало мой внутренний страх, который разделяли моя мама и другие люди. Внутри меня поселилась тревога».
В июле самолёт противника впервые появился над посёлком. «Было необычно тихо. Я слышала жужжанье пчел и звук протекавшего ручья. Птицы, однако, безмолвствовали. Обычно, в это время года они звонко щебетали. На далеком расстоянии я услышала необычный звук, тяжелый гул. Мама с братом прекратили работать и посмотрели в небо. На их лицах отразилась тревога. Я посмотрела вместе с ними, но ничего не увидела. И все-таки, где-то в вышине я слышала гул, приближающийся как раз к нашему огороду. Я стала всматриваться в небо, в стремлении отыскать источник шума.
Я увидела его через деревья, когда Тарасик (младший брат. -Авт.) показал мне на него мотыгой. Это нечто было похоже на птицу, но с неподвижными крыльями. Оно было так высоко в небе, что было похоже на игрушечную птичку.
Внезапно, со скоростью молнии самолет стал снижаться над поселком.– Убери мотыгу! – закричала мама на Тарасика. – Они подумают, что мы стреляем по ним. Я услышала пронзительный вой, похожий на сильный свист. Мама схватила меня за руку и потащила к дому. Мы бежали очень быстро.
Мы не успели добежать до дома, как мама прижала меня к земле. – Ложись! – крикнула она. Сзади нас раздался взрыв. Это был самый сильный звук, который я когда-либо слышала. Ведро выскользнуло из моих рук и покатилось по земле. Через несколько секунд самолет прошумел как раз над нашими головами. Звук быстро настиг меня и также быстро исчез. Я подняла голову и посмотрела на небо, но самолет уже исчез. Наступила тишина. Мы лежали, не двигаясь довольно долго. Затем медленно, дрожа от страха, поднялись на ноги, отряхиваясь от грязи и опавших листьев. Над соломенной крышей одного из домов танцевало и трещало пламя. Других звуков не было, но мы уже были готовы услышать страшный шум моторов. Лицо брата было бледным... Той ночью я не могла уснуть. Образы пережитого за день воскрешали в моем сознании разные вопросы. Вернутся ли они? Будут ли бомбить наш дом? Удастся ли нам уцелеть? [...] На следующий день самолеты не прилетели. Теперь, когда мы их увидели, мы знали, что они могут появиться в любой момент. Страх поселился в поселке. Все казались озабоченными.
Тем летом самолеты прилетали еще несколько раз. Я научилась по звуку определять их тип. Если шум был низкий и тяжелый, это значило, что самолеты нагружены бомбами, и мы сразу же отправлялись в укрытие. Если они пролетали с пронзительным визгом, это значило, что отсеки в самолетах опустели, бомбы были сброшены в другом месте.
Но нагруженные бомбовозы не интересовались нами. Их внимание было приковано к советской армии, стоявшей от нас на некотором расстоянии».
Со второй половины сентября объекты промышленности и коммуникации Константиновки, как и других близлежащих городов, стали подвергаться бомбардировкам. Преимущественно в тёмное время суток. Подробности некоторых из них вспоминают очевидцы. Во время одного из первых ударов, в ночь с 16 на 17 сентября, фугасной бомбой были повреждены три подстанции химического завода, погиб электрик Мороз, были раненые. «Однажды всю ночь немцы бомбили Константиновку. Первый заход - сбрасывали зажигательные бомбы, второй - фугасные. И снова зажигательные, потом фугасные. Зенитки, казалось, не замолкали ни на минуту». По воспоминаниям Марии Корнеевны Авраменко, во время одного из налётов было разрушено несколько жилых домов посёлка цинкового завода и она приютила часть оставшихся без крова соседей в своём доме. Ещё одна жительница вспоминает: «2 октября ночью немецкие самолеты бомбили заводы. Я тогда первый раз услышала их прерывистый гул, выли заводские сирены». 9 октября бомбили металлургический завод им. Фрунзе, при этом пострадал прилегающий посёлок, погибла школьница Л. Минаева. С 8 на 9 октября бомбили «Автостекло». В ходе которого полутонная бомба упала в районе паросилового цеха, взрывной волной в зданиях вырвало оконные рамы Общее количество пострадавших и ущерб городу от налётов немецкой авиации подсчитать невозможно.
Для воздушной обороны Донбасса, являвшегося тогда фронтовым и даже армейским тылом, использовались сформированные в Харьковском военном округе отдельные зенитно-артиллерийские дивизионы (озад). В сентябре дивизионы были срочно укомплектованы материальной частью и распределены по четырём бригадным районам ПВО под общим руководством управления ПВО Южного фронта.
179-му дивизиону была поставлена задача противовоздушной обороны Константиновки, подчинялся Первомайскому бригадному району ПВО [3;4]. Штаб всего бригадного района находился здесь же в городе. Ему так же подчинялись 23-й, 159-й и 123-й озпу с задачей ПВО Краматорска.
Согласно квартирному расписанию численного и боевого состава частей ПВО по состоянию на 30 сентября, из соединений Первомайского бригадного района в Константиновке дислоцировалось: 1) Управление бригадой района в составе 32 военнослужащих, из них 15 командного состава, 3 младшего начсостава, политсостава нет, 14 рядового; 2) 179-й дивизион ПВО в составе 440 военнослужащих, из них 39 комсостава, 86 младшего начсостава, 8 политсостава, 307 рядового; 3) 446-й иап.
В 179-м озад имелось: восемь 85-мм зенитных орудий (образца 38-го года); из стрелкового оружия - 128 винтовок; транспорта - 13 автомашин.
Артиллеристы-зенитчики тесно взаимодействовали с лётчиками-истребителями 446-го полка. Батарея 85-мм орудий были сосредоточена в районе аэродрома на вершине левого склона долины Кривого Торца. «Пока-то наш И-16 взлетит да высоту наберет, - вспоминает оружейник Г. Литвин, - «Юнкерса-88» уже и след простыл. Поэтому спешно поставили зенитные батареи, на них надежды было больше». Так же как минимум одно орудие установили на холме, что за посёлком металлургов - господствующей высоте правого склона. С обеих занятых позиций горизонт просматривался на многие километры, а город, расположенный в долине, лежал как на ладони.
